Чей я ребенок?

28.10.2008

Не так уж часто приходится нам встречать выросших усыновленных детей, готовых поделиться своим опытом и взглядом на потребности и воспитание ребенка в ситуации усыновления. Тогда как многие будущие и настоящие усыновители хотели бы услышать от самого ребенка, как лучше сказать ему об усыновлении, считает ли он приемных родителей «настоящими». И неважно, на каком языке будет звучать его голос – язык чувств везде один и тот же. Специально для нашего журнала Джованни Виаренго (кандидат исторических наук, преподаватель в средней школе г. Турина, Италия) поделился отрывками из своей книги «Истории усыновленных детей».

В Италии уже не первый год встречаются выросшие приемные дети, чтобы поделиться собственным опытом и размышлениями на тему усыновления с будущими усыновителями,
специалистами, политиками. Это не группа психологической поддержки, ее цель – предоставить слово непосредственным участникам - детям. Не нужно быть приемными детьми или усыновителями, чтобы говорить об усыновлении, но если мы хотим понять эту тему, обратимся к рассказам тех, чье собственное усыновление – основополагающий центр жизни. Отправимся в путешествие между воспоминаниями - без претензии на исчерпывающую полноту и научность. Энрико вспоминает: «У меня никогда не было сомнений в том, что мои
приемные мать и отец являются моими родителями. А как возможно думать иначе? Это моя мать, которая заботилась обо мне, была всегда рядом всю мою жизнь, была моим проводником; это мой отец, который хоть и часто отсутствовал по работе, рассказывал мне обо всем
и научил меня всему. Они переживали и радовались за меня. С ними я ссорился, из-за чего несколько раз мы воевали… С ними я провел свою жизнь. На этот счет у меня никогда не было сомнений. Да, кто-то другой меня родил. Я знаю это, но кто бы они ни были, они не играют никакой роли в моей жизни». Лука, которого усыновили в пять лет, рассказывает: «Я часто спрашивал маму и папу, кто меня родил. Помню, мама брала меня на руки и сжимала меня
крепко-крепко. Я не помню, что именно она рассказывала мне, но знаю, что этого мне было достаточно. Слова были бесполезны. Я чувствовал ее, отца, который нежно держал меня за руку. Они любили меня. От их любви родилась моя жизнь. Они разговаривали со мной и объясняли мне столько раз, как счастливы они были приехать ко мне в детский дом. Когда я
поехал к ним жить, мне так нравилось слушать их: они успокаивали меня и постоянно рассказывали мне мою историю. Вечерами иногда они читали мне книжки, чтобы я мог понять, что значит быть приемным ребенком. И мне нравилось, когда они спокойно разговаривали со мной и вселяли в меня уверенность, что они готовы всегда меня выслушать». Когда ребенок рождается, вместе с ним на свет приходит насущная потребность быть любимым, необъятная потребность. Новорожденный - словно пустой сосуд, который должен быть наполнен любовью. Не важно, какие руки его обнимают, ему необходимо получить заботу и ласку. Если же он не получит всю ту любовь, которая ему нужна, в душе останется рана. Все мы имеем болезненный опыт в сфере чувств, нам кажется, что мы опустошаемся без любви. Чей я ребенок? Любовью нас наполняют наши родители. Мы дети тех, кто нас любит, а не тех, кто нас произвел на свет. Однако сколько усилий необходимо, чтобы постичь это знание. Для нас, приемных детей (и для родителей тоже), это нелегкий путь. Непросто принять собственное прошлое, не испытывая чувство вины. Рассказывает Яи, девушка корейского происхождения: «Так называемый отказ – это не столько юридический документ, сколько след внутри, в глубинах твоего Я. Это то же самое, что иметь рубец: след остается навсегда. Со временем он рассасывается, но все равно остается. Это данность, с которой я всегда буду существовать, потому что это часть меня самой. Человеческая ошибка, которая оставляет след, потому что она твоя, потому что она часть твоего жизненного багажа». Пустой сосуд начинает заполняться воспоминаниями первых моментов любви. Рассказывает Марио. «В моей жизни есть два периода. «До» и «После». Мне было семь лет, когда меня усыновили, и воспоминания о первых годах очень смутные. Немного я был в детском доме, еще меньше - в семье, где родился. О ней я почти ничего не помню. У меня стоит блок. Может быть, это защита. Я не хочу вспоминать, потому что «до» состоит из болезненных событий. Помню моменты, когда отец бил меня ремнем, когда меня оставляли одного в темном доме, и я кричал и плакал, потом меня ставили в угол, и я боялся заплакать. Иногда меня оставляли без еды. «После» – это жизнь, которая началась. Я обрел отца и мать, братьев, бабушек-дедушек, кузенов и кузин. Я пустил корни на благодатной почве. Это как если бы зажегся свет в моей жизни, и все стало спокойным и очевидным. Сегодня я сам счастливый отец благодаря моей семье». Для многих приемных детей день усыновления стал по-настоящему счастливым днем, новым рождением, как следует из рассказа Энрико ниже: «Меня усыновили в 6 лет. Сначала я жил в детском доме, но о том периоде я не помню совершенно ничего. Но я четко помню день, когда за мной приехал папа. Со мной всегда тот момент, словно цветная фотография: марка машины, дорога домой, зеленая калитка. Но если вы спросите меня, что происходило хотя бы за полчаса до этого, в моем сознании – чистый лист. Наверное, единственный образ, который остался со мной, - это зал, огромный, как пустыня, темно-серого цвета, и я в одиночестве играющий с машинкой и прицепом, совершаю разные маневры. Может быть, это воспоминание не имеет ничего общего с реальностью. Зато у меня отпечатался образ папиной машины: «Фиат-1500» бежевого цвета, коробка передач рядом с рулем, кожаное сидение, фары, черный квадрат дорожного знака, указатели над дорогой. Моя история началась в тот день. Мир стал реальным только в тот момент, когда кто-то взял на себя заботу обо мне, когда я вошел в тот дом, в котором я провел все свое детство». Кроме того, мы думаем о возможности установить личность наших биологических родителей. К этому вопросу мы все, приемные дети, рано или поздно обращаемся: «Кто произвел меня на свет? Почему он не взял на себя заботу обо мне?» Рассказывает Энрико: «Я собирался жениться. Мне нужно было свидетельство о рождении, и я обратился в администрацию Милана. Они не хотели предоставить его мне лично, потому что в случае усыновления они не дают подобные документы. Я умолял их отдать документы лично в руки, и после долгих моих упрашиваний мне вручили мне запечатанный сургучом конверт. По пути из Падуи в Милан, на каждой остановке и заправке я искушал сам себя – вот сейчас я могу открыть конверт и прочитать имена моих биологических родителей. Однако я устоял, я одержал верх над любопытством. Я отдал запечатанный конверт и никогда не думал об этом больше. Что важно-
го было в знании их имен? Что бы это дало мне? Они дали мне жизнь, это единственная связь, которая была у меня с ними. Свою же жизнь я построил вместе со своими приемными родителями. Все остальное не имеет никакого значения. Я - личность благодаря отцу и матери. В этом я уверен на все сто». Что такое «интересы ребенка»? Пока мы, взрослые, будем формулировать их по-своему, мы не сможем услышать настоящего ребенка, ребенка, который хочет кое-что сказать…
Специалистам органов опеки:
-Представьте себя Робин Гудами. Занимайте всегда позицию самого слабого, мою сторону - сторону ребенка.
-Помогайте тому, кто родил меня, но, прежде всего, помогите мне. Помогите еще до рожде-
ния, может быть, отказ удастся предотвратить. Но если та, кто произвела меня на свет, доверит меня вам, решая остаться в тени, так она по-своему выражает любовь
-Сделайте так, чтобы я не стал пассивным объектом ваших действий, старайтесь выяснить, отказываются ли от меня, или, что хуже, не мучают ли меня. Когда вам нужно будет принять решение, наплюйте на кровное родство, запомните, что единственные, кто достоин, - это любящие.
-Делайте все быстро, если хотите, чтобы я не успел узнать, что такое детский дом. В таком месте дети всегда ухожены, но в душе их пусто, они не наполнены любовью.
-Заботливо отбирайте руки, которые должны будут меня принять. Хочу, чтобы их было четыре, молодые и сильные руки. Хочу, чтобы они были женские и мужские. А если там будут
еще и другие, чуть больше или чуть меньше, и с ними можно играть, я буду еще больше счастлив. Прошу вас быть очень и очень внимательными в этом процессе, будьте, как настоящие художники, избегайте стандартов, будьте внимательны к оттенкам и особенностям.
Я уже пострадал. Мне нельзя пережить это еще раз: я достоин лучшего.
- Помогайте моей новой семье, не оставляйте ее одну, сопровождайте ее во времени.
- Рассказывайте об усыновлении в школах, по ТВ, в газетах.
- В конце послушайте голоса участников: приемных родителей и детей; именно детей, потому что они до сих пор сказали очень мало.
Приемным родителям:
-Скорее скажите мне, с радостью и много раз повторите, что я приемный ребенок, «ребенок, рожденный из сердца» и что вы хотели принять меня к себе, чтобы ласкать меня, любить меня
и чтобы я любил вас.
-Знайте, что иногда может быть так, что я буду вести себя плохо. Чем больше я люблю вас, тем больше буду морочить вам голову, чем больше конфликтов, тем сильнее я держусь за вас и испытываю вас.
-Будьте строгими, но нежными. Это две стороны одной медали. Иногда за строгостью не оказывается любви.
-Не поддавайтесь на мои провокации и шантаж, всегда относитесь ко мне как к вашему ребенку, потому что я он и есть.
Приемным детям:
- Мы не должны бояться, мы должны довериться, это прекрасно быть любимым и любить.
-Не виним себя.
-Пытаемся разобраться до конца сами с собой. Черная дыра нашего происхождения, лет, проведенных в детском доме, может поглотить все наше бытие, каждую частичку света; но если
мы посмотрим ей в лицо, то черная дыра способна превратиться в новую звезду, от черной дыры останется только фоновая радиация, своего рода душевный шрам, который оставляет след, но не причиняет боли.
Из десятков тысяч историй усыновленных детей, многие от значка «гроза» на барометре чувств перешли к значку «солнечный полдень». Почти все истории остались незамеченными, с их грузом радостей, трудностей, правды, часто невидимые, как солнце в затмении, реже освещенные, но искаженные и преувеличенные СМИ. Но я уверен, что все истории имеют
общий зародыш – невероятное стремление к любви. Любовь, которая иногда остается невыраженной, иногда рушится из-за раздражения, иногда изливает радость. Это личные переживания. Но я рассказываю об этом, потому что я так чувствую. Приятно думать,
что все истории усыновления – это бесконечная череда вариаций на одну тему.

Джованни Виаренго

перевела с итальянского
Инна Прохорова __
Журнал «Все наши дети» июль 2008